На главную
Упомянув в предыдущей главке о чудесном, уместно будет перейти к довольно любопытной редакции «Челобитной», опубликованной в 1907 г. В. Срезневским* по маленькому рукописному сборничку, поступившему в Библиотеку Академии наук от известного собирателя и издателя Вас. Иван. Успенского (1870 — после 1916**).
__________
* Напомню, что он же в июне 1903 г. в ходе специальной собирательской поездки по Олонецкой и Вологодской губерниям приобрёл для Библиотеки Академии наук текстологически важнейшую пространную редакцию «Челобитной» и первым описал её в 12-м разделе книги «Описание рукописей и книг, собранных для Императорской Академии наук в Олонецком крае. Труд В. И. Срезневского». СПб., 1913. Приведу цитату из обзора академика В. Н. Перетца «Новые труды по источниковедению истории древне-русской литературы и палеографии. IX (продолжение)» об этой рукописи: «В Сборн. нач. XVIII в. (33.15.239) — повесть о 12 снах Мамера царя и челобитная Полозова о плене и хождении в Иерусалим, список более исправный, чем напечатанный в „Сведениях о поступлениях в рукоп. отд. акад. Н. 1904 г.“» (Журнал Министерства Народного Просвещения, 1917, новая серия, ч. LXVII, № 1, январь, отд. 4, с. 38).
** Дата рождения правдоподобна, но, возможно, и «позаимствована» от зарегистрированного в РГИА его полного тёзки, служившего в 1907 г. помощником делопроизводителя Управления пенсионной кассы народных учителей и учительниц Министерства народного просвещения. Наш же персонаж был одним из трёх братьев-археографов; вот что вспоминал о них библиофил Фёд. Григ. Шилов (1879—1962): «Весьма любопытными фигурами были три брата Успенские. Один из них, Александр Иванович Успенский, был директором Археологического института <директором же институтского музея в 1890—1912 гг. был наш персонаж, если это опять-таки не путаница братьев. — Е. Ш.> и является автором двухтомной работы „Императорские дворцы“», каждый том толщиной в 6 [с. 56:] вершков, с многочисленными снимками, исполненными фотогравюрой. Он же составил „Словарь художников в XVIII веке, писавших в императорских дворцах“ и словарь „Царские иконописцы и живописцы XVII века“. /.../
В. И. Успенский издал очень много памятников древней русской литературы, большую часть — в содружестве с археологом С. Писаревым. Кроме того, они издали знаменитый Коран /.../. Этот Коран весит пуда полтора и представляет собой точную копию оригинала. /.../
Во время войны 1914 года Успенский написал летопись в лицах „О тевтонской брани на Словени“. Я издал эту шуточную летопись, написанную в стиле XVI века.
Кроме того, я издал альбом „Народные картинки“ в подражание лубочным картинкам XVIII века. Текст в альбоме принадлежит Успенскому, а перерисовки — художнику Шаховскому. Мною были выпущены также два альбома „Наши недруги в карикатуре“, составленные им же.
В. И. Успенский занимался и собирательством, интересуясь книгами по древнерусскому искусству и по истории, а также всевозможными древностями, главным образом церковными.
Самым ученым и интересным из братьев Успенских был Михаил Иванович, служивший до революции инспектором учебных заведений. Он основательно знал древнееврейский и халдейский языки. У него была огромная библиотека, состоявшая главным образом из книг по искусству. Михаил Иванович имел большое собрание рукописей и множество икон; почти все иконы он принес в дар Эрмитажу» (Ф. Г. Шилов. Записки старого книжника [http://danilov-krai.wedge.ru/files/item_100-shilov.pdf]). После 1916 г. упоминаний о В. И. Успенском я не встретил.
Вячеслав Измайлович Срезневский (1849—1936), филолог, лингвист, палеограф, библиограф, основатель рус. фотографич. дела (1878—1920-е) и олимпийского движения (1911—1918), учёный хранитель рукописн. отдела Библиотеки Акад. наук (1900—1931). Слева: Фото из «Альбома Участников Всеросс. Промышленной и Художественной Выставки в Нижнем Новгороде 1896 г.» [385].
Справа: Он же, фото 1915 г. [386] |
В литературе первую из публикаций Срезневского принято называть вторичной редакцией. Этот список датирован 1767 г. и озаглавлен не так, как обычно, а «Опись Полозова человека». Это странное название, ведь формула «такого-то человек» относилась к крепостным или подчинённым людям, а «опись» вообще слово канцелярское. Я думаю, что это и есть список с некоего канцелярского документа. В делопроизводстве 17 в. принято было очень обстоятельно, иногда почти дословно излагать (иногда и не по разу) предысторию вопроса. Нам точно известно, что Полозов подавал государям челобитные как минимум дважды, а с большой вероятностью даже трижды (возможно, и больше), и те две, что нам известны (как и вероятная третья), мотивированы одним и тем же — его пленом и мытарствами, перенесёнными на государевой службе. Практически обязательно для рассмотрения очередного его челобития был бы сделан экстракт с предыдущего — «опись Полозова челобития» (а с утратой части заголовка или с ошибкой переписчика «челобитие» к 1767 году превратилось в «человека»). Эта версия подкрепляется и тем, что в «описи», в отличие от всех других известных мне редакций, употреблено в первой фразе прошедшее время: «бил челом холоп твой».
Ещё интереснее противоречие между первым и вторым абзацами описи. В первом сказано: «Феодору Алексеевичу ... бил челом холоп твой», а во втором: «Служил я ... тебе ... Алексею Михайловичу». Опять-таки, почти во всех остальных списках о службе Алексею Михайловичу говорится в прошедшем времени, а здесь — в виде прямого обращения к нему. Единственный другой случай такого обращения Полозова к Алексею Михайловичу был в не дошедшем до нас (?) и, судя по его началу, наиболее лаконичном списке из коллекции П. Вяземского*.
Князь Павел Петрович Вяземский (1820—1888). По портрету 1880-х гг. работы К. Е. Маковского [387]. |
__________
* Описание рукописей князя Павла Петровича Вяземского. СПб, 1902, с. 17, 20. Список был на двух листах поздним полууставом.
Напомню также, что в первых сообщениях о наиболее древнем списке Ундольского в кн. «Славяно-русские рукописи В. М. Ундольского, описанные самим составителем и бывшим владельцем собрания. С № 1-го по 579-й». М., 1870, с. 47 2-й пагинации (№ 635) и в Сборнике Отд. рус. яз. и словесности Имп. Академии наук в 1877 г. этот документ был описан как «Челобитная к царю Алексею Михайловичу Василия Полозова, бывшего в плену у турок и потом путешествовавшего в Иерусалим» (Сборник..., т. 17, с. 10). Но публикация этого списка, сделанная, как уже говорилось выше, в 1890 году, открывается фразой: «Государю, царю и великому князю Феодору Алексеевичу всея великия и малыя и белыя России самодержцу бьет челом холоп твой Васька Васильев сын Полозов», а Алексей Михайлович там упомянут в следующей фразе и в прошедшем времени. Однако и тут публикатор П. Сырку в своей вступительной заметке именует рукопись «челобитной к Алексею Михайловичу»! Видимо, это пример того как описка, единожды сделанная, начинает кочевать из работы в работу.
Тут надо вспомнить обстоятельства возвращения Полозова на родину. Оказавшись после долгого пути в пограничном Тереке, он, несомненно, должен был письменно обратиться к тамошнему воеводе Колычеву: и за разрешением своей судьбы вообще, и за денежным пособием на дальнейшую дорогу. Колычев не мог не произвести дознание, что за человек пред ним явился, проведя 29 лет у магометан; не обрезан ли (а по тогдашнему законодательству переход православного в мусульманство карался на Руси смертью), — и в итоге разрешил ему следовать до Астрахани, а там опять нужно было обращаться к воеводе Щербатову, который (и эта деталь только в «описи» есть) дал Полозову на проезд до Москвы несколько рублей казённых денег.
Все эти проволочки определённо могли занять долгое время (дела такого рода обычно отсылались в Москву, там их решали по существу, затем отправляли обратно принятое решение). Так что первые из своих челобитных или «объяснительных» Полозов мог писать (или, как я думаю, диктовать) ещё «резиденту Московскому» в Исфагане, в те дни, когда туда не дошла весть о кончине Алексея Михайловича (умер 29 января 1676 г., скорее всего, застудившись накануне на водосвятии, где тучному и цинготному государю долго пришлось стоять с обнажённой головой на морозе, пока патриарх чтением молитв и окунанием креста освящал воды Москвы-реки, а потом ещё и окропил царя ледяной водой из освящённой проруби). Вести распространялись тогда со скоростью всадника, поэтому Полозов до мая, если не позже, ещё мог обращаться к государю, призвавшему его на службу почти 30 лет назад, как к живому. А затем писцы просто механически перенесли эту фразу в сопроводительную отписку к запросу ли в вышестоящие инстанции о том, что делать с Полозовым, или же к новой челобитной, поданной государю-преемнику Фёдору Алексеевичу, официально возведённому на престол 18 июня 1676 г. За то, что челобитных было несколько, говорит и мелкая, но житейски убедительная чёрточка: в конце, где речь заходит о деньгах, и челобитчику, конечно, нужно чужую щедрость к себе поставить в пример, в разных редакциях сказано, что грузинский царевич ему дал то 17, то 20 рублёв, а подьячий Никифор издержал на него то 22, то 25 рублёв. Вряд ли переписчики могли так часто ошибаться в простых цифрах! Вряд ли, имея лишь один текст-оригинал, в разных списках они наплодили бы такую разноголосицу и в перечне городов и местностей, через которые прошёл Полозов.
Если эта гипотеза верна, то в «описи» и списке Вяземского мы имеем наиболее ранние редакции рассказа Полозова о своих злоключениях и приключениях (отмечу здесь же, что только в «описи», при её малом объёме, назван по имени назаретский священник, упомянуто о поклонении мощам на Синае, совершенно несхоже с другими редакциями описан путь по Турции к Иерусалиму и др. — это всё детали, не успевшие ещё истереться из памяти или смешаться, и местные топонимы, которые потом «переведены» на более употребительные на Руси).
И главную особенность, резко отличающую «опись» от других редакций челобитной, — наличие там совершенно фантастических историй, — я склонен считать не вкладом народной редактуры при переписывании, а, наоборот, нецензурованным авторским текстом. Ещё не отойдя от столь долго окружавшего его мира восточных легенд, от того колорита, в котором сказка, чудеса являются естественными элементами культурной среды, Полозов чистосердечно говорит обо всём, что видел (а больше, конечно, слышал): о двух адовых щелях; о карликах, живущих по восемь лет и воюющих с журавлями (этот гомеровский сюжет был, кажется, популярен в 17 веке, а страну карликов, действительно, чаще всего помещали западнее дельты Нила); о змеях-василисках с эфиопскими лицами, живущих на горе высотой 2000 вёрст; о золотом черве, родящем жемчуг*, и т. п.
___________
* Тут уже, скорее всего, после большого сюжетного пропуска описаны события на Евфрате («Ефрене»), или же где-то в топких болотистых областях сближения Евфрата с Тигром («река шириной 5 вёрст»), так как считалось, что персидский (бурмицкий, «бырматской», т. е. из Ормуза — Гурмыза — «Бирмина» у Полозова: острова при Персидском заливе) жемчуг, крупный и правильный, родится от яиц ленточных червей, проникших в раковину.
А по мере продвижения автора в строгую ортодоксальную Русь, и по мере продвижения его текста во времена рационального века Просвещения, эти детали естественно облетели с его рассказа, и осталось там лишь чудесное спасение с каторжной галеры да нежгущий небесный огонь — чудеса канонические, разрешённые и одобренные.
Если я прав в своих предположениях, то эти ранние чудесные подробности из «описи», конечно, должны войти в сводный текст «Челобитной».
Ещё одна любопытная особенность «описи» — только в ней срок службы Полозова при султане Мехмеде IV указан не 12, а десять лет. Это даёт возможность построить ещё одну хронологию его злоключений: не 25-летнюю и не 29-летнюю, а 27-летнюю. По ней, призыв Полозовых из Костромы в Яблонов придётся на 1648/49 год (как и ещё одного мельком упомянутого выше Ивана Полозова), пленение крымчаками — на зиму-весну 1649 г., пребывание в плену в Крыму — до осени или начала зимы 1650 г. (возможно, до августа 1650 года, если привязать посылку Полозова от крымского хана в дар турецкому султану к двухлетию возведения последнего на престол), затем же всё совпадает с принятой здесь 29-летней хронологией. Однако 27-летняя хронология плохо увязывается с упоминанием у Полозова службы под началом князя Репнина в Яблонове, так как, если нет данных, где был Репнин в 1646/47 гг., после воеводства в Астрахани, и можно хотя бы предположить, что на Белгородской черте, то про 1648—49 гг. известно, что в это время он был судьёй Владимирского судного приказа, а с 1649 г. — воеводой в Севске, за 250 вёрст к северо-западу от Яблонова*.
________ * Яблонов же стоял у западной границы территории Лубенского полка (см. рис. и замечание в подписи к нему). Правда, отношение Полозова к этому полку, скорее всего, присочинил первый публикатор Шугуров в 1865 году, и с тех пор оно переходит из статьи в статью. Между тем Лубенский полк был создан восставшими против поляков казаками в 1648 году (по 29-летней хронологии это уже после пленения Полозова), с осени 1649 по 1657 или 1658 год не существовал, и им никогда не руководил князь Репнин. Это тоже противоречит 27-летней хронологии. | Территория Лубенского полка. (Скорее всего, карта относится ко временам после 1657 г.) [388]. Яблонов на ней обозначен как Яблунево. |
Вот эта очень бережно опубликованная Срезневским «Опись» [389—393]:
(В. И. Срезневский. Сведения о рукописях, печатных изданиях и других предметах, поступивших в Рукописное отделение Библиотеки Императорской Академии Наук в 1904 году. СПб., 1907, титульный лист и стр. 170, 320—322.) |
Или, в адаптации:
[с. 170:] 160. СБОРНИК 1767 г. В четвертку, на 8-ми листах. Писан четкою скорописью. Правописание русское. На л. 8 отметка писца 31 марта 1767 года.
л. 1. Выписано ис книги глаголемыя пчелы. Нач.: «Пчела птица прелетает на звон на красные тветы, от нихже собирает мет...».
л. 4. Опись Полозова человека. Нач.: «Великому государю... Феодору Алексеевичу... бил челом холоп твой костромской помещик василей полозов...». Сравнительно со списком, напечатанным в Рус. архиве, 1865, 2-е изд., стр. 19—24, наш список дает много вариантов и важные прибавления в конце. Различие в списках начинается с описания путешествия Полозова по святым местам; на л. 8-м приписка, которой совсем нет в печатном тексте. См. в приложении.
Рукопись поступила от В. И. Успенского.
33. 15. 26.
/.../
[с. 320:]
«Опись Полозова человека»
(33. 15. 26; лл. 4—8).
Великому государю царю и великому князю Феодору Алексеевичу, всея великия и малыя России самодержца бил челом холоп твой Костромской помещик Василей Полозов.
Служил я, холоп твой, тебе, великому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу, со отцем своим вместе и был на твоих государьственных службах и зимовал под Яблоним городам з боярином и воеводами и князем Борисом Александровичем Репниным. И в Крым взяли холопа меня твоего в полон Крымские Татары. В Крыме в полону был полтара года. Ис Крыму отдали меня, холопа твоего, в подарки Турецкому салтану в Царьград. И я в Цареграде был при самом салтане, в шатре ходил десять лет, а их бусорманской веры не прикасался; и Турецкой салтан за то осердился на меня, холопа твоего, что я их бусорманской веры не принимался, приказал смертию казнити; прошал меня, холопа твоего, его болшой салтанской паж вместо той смертной казни сослать меня, холопа твоего, на каторгу. И я на той каторге в неволе молился Господу Богу, побещался Московским чудотворцам сходить во Иерусалим град гробу Господню поклонитися и святым мощам приложитися. И волею Божиею воставши на море погода; и погодою тою нашу каторгу разбило, а нашу братию неволников всех в море потопило. И я на той каторге молился Господу Богу. И к которому бревну был прикован, и на том бревне выкинуло меня, холопа твоего, волною мор-[с. 321:]скою погодою на сухой берег, яко на крильих. И я увидел себе свободу, и от того бревна отковался, и цепи разбил, и стал быть свобожден; и похотел своего обещания исправить, сходить во Иерусалим. И пошел чрез многие городы Турецкие: на первой Турецкой город Икурна, с Кургана на Харю, с Хара на Халикон, с Ха<ли>кая на Схамскую, <с> Схамского на Одолное, а с Одолного на Пелю, с Лапеля на Яковлев мост, которой мост строил отец Иосифа Прекрасного чрез Ердань реку; а ходу тем мостом пять дней; и перешед тот мост, и пришел во Сафонов град, в котором граде жил; и тот град строил отец его же, Иосифа Прекрасного. И оттуда пришел под Назарет, а под Назаретом и поиттить некуда; токмо указал мне свещенник Греческой Язраксу три дороги: первая дорога ва Иерусалим, вторая во Египет, третия к проклятому Махомету, которой по своей веры молился. И оттуда пошел во Иерусалим. И пришел на Облак, а с Облака на Синайскую гору; и тамо видев, где Господь Бог беседовал со ученики своими; на камене в мраморе то место и до ныне знать: бело аки снег. Там же видел мощи святых и мученик Григория и святыя мученицы Екатерины. И оттуда пошел во Иерусалим. И шел девять дней, и пришел во Иерусалим; в церков Господню ходил и видел у гроба Господня спят три патриарха Ерусалимский и Костянтинополский. И в великую суботу сходит огнь с неба, в<се> церковное небо растворяется над гробом Господним, во святилниках и поникадилах сами свещи возгараются; и христианские патриархе тот огнь засвещають и отдают христианом; у христиан тот огнь ведется во весь год, токмо угашает в великой четверток, на которой день Жидови Христа роспинали. В той же церькви видел две шели адови: одна шель адова а как можно человеку боком пролесть, от гроба 17 ступень, а другая земной подобен человеку; и оттуда ходил безсмертное твои пропасти; и и тамо видел босурман: по всякой день сыплют от смраду по возу ладану; тамож видел две полаты, окна скрыты, в них никаких людей не пущают; тамо, велики страх, протекла сквозь дом Давидов скрита под землею река огненная, а пламя из себя испускает в год во едино время; и уделную плачелю виде<л, где> Господь будет судити живым и мертвым и вся языки. А водил меня, холопа твоего, Арменин, и нигде меня, холопа твоего, не узнали по платию и по языку, везде пропущали, не задерживали и не спрашивали. А я, холоп твой, ходил по Турскому и в Турском платье, а прозывался Турченин, Цареградской житель. Из Ерусалима пошел во Египет, и видел под востоком у солнца стоит два манастыря: во едином месте братии монахов 721, а в другом монастыре; до тех монастырех [с. 322:] доходил, милостынею подавал царь Александр Макидонский. Близ тех манастырей живут люди, ростом толко един локоть, а век их восемь лет, женки их приносят детей в пятое лето, ездят на коеках, стреляют из луков, дерутся з журавлями. Ближ тех людей есть гора стекаемая высока, 2000 верст; на нея человеком несть жилища, токмо живут змеи василискии, лица совокупляют Ефиопа. Тако же видел: потекла река, именуемая Ефрен, ширина 5 верст, а нощи мерзнет, а ко дни проходит; на той реке есть остров Бирмин, на нем живет черв, златая кожа, родит жемчуг бырматской. И оттуда я, холоп твой, выехал с Немцами с купцами и с людми в область пажа Персицкого; взыскал я Московского резидента; и я ему сказался, что я христианин, Росийского государства, царствующего града Москвы, Костромской помещик Василей Полозов, взят был в полон о<т> Крымских Татар в Крыме, в полону был сколко лет. Тот резидент Московский познал меня, холопа твоего, что хрестианин, взвел чрез Чперех в Остранах; из Астрахани дано мне было твоего государства жалованья несколко рублев, и я тем денгам доехал до Москвы, а ни в какой чин не пожалован. Милостивый велики государю царю, пажалуй меня, холопа твоего, за мою службу и за многия моя полонная терпения выдать своего государева жалованья, чем тя Господь Бог по сердецу возвестит. Государю, смилуйся, пажалуй.
На подлинной челобитной помета наложена: велено вышеписанному челобитчику за его службу и за многие ево полонное терпение выдать государева жалованя тысеча да емуж быть в 17 городех сыщиком и межевщиком, у кого за спором земля отводить, и дать ему полной указ и с прочетом.
(В. И. Срезневский. Сведения о рукописях, печатных изданиях и других предметах, поступивших в Рукописное отделение Библиотеки Императорской Академии Наук в 1904 году. СПб., 1907, стр. 170, 320–322.)
(В каком-то из неопубликованных списков «Челобитной», — скорее всего, из собрания Забелина в ГИМ, — рассказывается ещё о «дивиих людях», внешность которых описывается так: «головы востры, глаза в грудях, носы под горлом, брады в затылках, уши над плечми», — цитировано в статье Белобровой 1972 года, стр. 264. Ближе всего этот рассказ к редакции «Описи Полозова человека», а наличие таких сходных фантастических эпизодов в разных списках «Челобитной» позволяет исключить предположение, что это вставка, сделанная в единичном списке переписчиком.)
К предыдущему разделу | К оглавлению | К следующему разделу