Еще о Булате (концовка)

Чтобы знать,

какой разор в стране,

мне надо было узнавать его не только в библиотеках, не в самом умном общении – хоть это и обязательно – узнавать его потребовалось руками, рабочекрестьянским п?том и проч. и проч. Вся мера вандализма известна, например, только реставратору, собирающему по кусочкам древнюю фреску, расстрелянную теми, кто и ведал и не ведал, что творил. Что такое уничтоженная крестьянская Россия, соображал я с топориком, с мастерком в руках. Зная, что значит ПОСТРОИТЬ, не станешь торопиться с разрушеньем. Россию погубили недоучки с белыми мягкими руками.
Весть о смерти Булата застала меня в деревне, как и смерть Высоцкого. Не с кем было тогда напиться в карельской деревне, метался как зверь, чуть не воя от горя.
Во Францию не полетишь. Дал телеграмму Белле.
Вспоминаю последний вечер Булата в Литмузее в Трубниках. Мы вели его с Левой Шиловым, бесконечно влюбленным в Б. Помню, что был Герд, что был Берестов, кажется, Сарнов. Окуджавы сидели в первом ряду, Ольга сияла женственностью, Булату ВСЕ НРАВИЛОСЬ. Все его умиляло. Эту перемену в нем я наблюдал весь вечер с грустью. Обычно ему что-нибудь претило, чем-нибудь, чаще самим собой, он был недоволен. Но и то правда, что все говорившие, и Белла была тут, любили этого человека – навстречу этой любви он и улыбался умиленно и счастливо. Просил меня написать ему стихи, где про ДРОМАДЕРА. Я написал, дочь отдала ему их назавтра на следующем вечере. Не знаю, как он прошел. Наверно, хорошо. Наверно, ПРЕКРуАСНО – это «у» слышалось в словечке Булата.
Я люблю этот музей и, слава Богу, взаимно. И в два вечера любовь к поэту не убралась – потом раскинули постоянную выставку, потом была прекрасная экспозиция Андрею Платонову...
Рынок наступает и топчет как варвар те вещи, коих недостоин и коснуться. И люди умирают – нет Льва Шилова, нет Сергея Филиппова – их фонотека бесценна... И над литмузеем нависает подошва мощного ХАМА наших дней. Надо хранить это место: здесь выступал Булат. Здесь бывали любви счастливые моменты . От рыночной эпохи может остаться пшик – ЛЮБОВЬ К ПОЭТУ будет вечной.

26 сентября 5 г.

Большая медведица (Н.Н. Суслова) по телефону:
- Не нравится ваше дыханье, лечите бронхи.
- Лечите воздух.
Ходорковскому пожаловано 8 лет вместо 9. Его лицо за решеткой – портрет нашей свободы. Басманцы надели бы и намордник на опасного зверя, но это пока не предусмотрено. Но эстетика догонит этику, намордники – наше Завтра. Сегодня Х. посажен уже за стекло, видимо, бронебойное. Что ж. За таким стеклом сидит нынче Мария с мертвым сыном на коленях –
на коленях своих молодых.
Не знаю ничего прекраснее Ее лица.
Вчера уехал Казиник в свою Швецию. Два-три раза в год еврей из Швеции наезжает в Кострому – из болота тащить бегемота. Его миссия и его одаренность позволяют терпеть аттракцион, если не балаган, свойственный его гастролям. Михаил Семенович МУДЁР, как говорил Давид Самойлов. Нечто для толпы, для ее представлений, на ее языке – та наживка, которую она глотает и уже годится для внушения серьезных вещей, ради которых и приезжает К.
Я призвал его в Романовскую библиотеку, где во всю стену – портрет династии, краски не на масле, а на патоке, но есть пианино. Времени подготовить разговор с КОСТРОМСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ не было, ее представляли 3–4 человека, притом самые содержательные помалкивали. Думаю, им претил этот самый внешний аттракцион. Нужды в нем не было.
Вечером К. говорил о Мусоргском, за роялем сидел Анат. Документов. На «Старом замке» из КАРТИНОК С ВЫСТАВКИ я разревелся.
К. вытащил меня, «державного поэта», на эстраду, зал был разогрет, доверчив, открыт и, кажется, девствен поэтически.
Но двустрочие

Была красавица – теперь уродка.
Что сделали с тобою..........

половина зала радостно заключила: СКОВОРОДКА! – с восклицательным знаком.

28–29 сентября 5 г.

В «Северной правде» за 23 сентября – разворот о поездке костромичей в село Матвеево. Наш десант: архивист и совершенный поэт по восприятию сегодняшнего дня как пенного гребня на волне истории, легкая, экспансивная, неуследимая Ирина Тлиф, автор книги о родословии Василия Розанова; Нина Федоровна Басова, краевед из того сословия знатоков родной земли, которое было фактически истреблено в годы террора, ибо владело живой памятью и уважало родную старину, чего нигилисты не терпели; Антонина Васильевна Соловьева, кою «культурная власть» Костромы постоянно чувствует как гвоздь в сапоге и мозоль на мозгах, серых и скудных, ибо сама А.В. , власти никакой не имея, числясь работником костромского Фонда культуры, в одиночку делала то, что должна была бы делать помянутая власть... Только что ушло в мэрию письмо, составленное Антониной Васильевной: необходим памятный знак на месте, где жили Розановы. Собраны подписи, готов проект. Дело разжевано и в рот положено кому следует – превратите же его в ДЕЯНИЕ, господа. Четвертым был я – больше в «Волгу» не умещалось. Машину, свою личную, дал нам Алексей Александрович Герасимов, начдеп образования, в 71–73 годах мой ученик в Петрецовской школе. Алеша, спасибо тебе! Знать, недаром... Матвеевскому Храму во имя Рождества Богородицы 150 было бы лет, а сейчас, за вычетом периода помрачения и лет запустения, вдвое меньше. Восстановить его нельзя. Но руина обретает свою мистическую власть вдобавок к той божественной, на которую «расчитывали» зиждители. (В одной соловецкой рукописи заключенный падает на колени перед оскверненным храмом со звездой вместо креста на куполе и вспоминает свои чувства, когда был соловецким паломником и монастырь процветал: тогда они были слабее. К человеку любимому, когда он болен, ведь тоже другое чувство, усиленное состраданьем…)

Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной –

это усвоено еще в школе. В той школе, где литературу преподавали не так, как сейчас.
Семья Зерновых в Матвееве – энтузиасты всякого доброго дела. Расчистили место вокруг храма, не так давно заваленное железным хламом (тут были мастерские, гараж и черт его знает что еще), повырубили кустарник, застивший алтарь, вкопали крест настоятелю храма П.Я.Понизовскому, прадеду Валерия Рафаиловича Зернова. Зерновы... Эта семья как семья крепких боровых белых грибов, Люся – уже бабушка – вихрем летит на мотороллере по волнам ухабов раздолбанной дороги Матвеево – Парфеньево –

И ветер бился и летал ее летучим покрывалом!

30 сентября 5 г.

Позавчера звонок – дама из журнала «Иностранная литература» с предложением – не понял – то ли в коллегию переводчиков вступать, то ли еще как ЗАДЕЙСТВОВАТЬСЯ в это дело. У меня непроходящая оскомина от того, с какой легкостью малодушная лит. интеллигенция ПРЕДАЛА святое дело духовной связи великороссов с другими народами бывшего Союза, когда его РАСПАЛИ пьяные недоумки в Беловежских дрягвах. Два Женьки –Евтушенко и Сидоров – сдали Совет по грузинской Литературе, понимая, очевидно, суть его как державно-халявную... Женю и Беллу вскормили и вспоили Отар Челидзе, Иосиф Нонешвили, Гия Марвелашвили и подобные им замечательные грузины, носившие Беллу на руках.

Подкидышем большеголовым

на грузинский порог матка-Россия подбросила ее – подобрали, выкупали, приласкали...
Ужасная русская черта: плюнуть в колодец, откуда уже не пить.
Подспудный двигатель бунтов. Дореволюционному святому русскому идеализму плюнуто в душу – судьба духовенства вроде Розановых, судьба русской мысли. Ну – и пулю в затылок. (В затылок – это ИХ СТИЛЬ. Чтоб палач не помнил лица своей жертвы. Синявский: у меня стилистические расхождения с властью... Увы, она была и осталась омерзительной и т.д., но в эти дебри сейчас не полезу.)
Этой даме из журнала я сказал, что вулкан потух, ничего не перевожу и не собираюсь, но потом что-то всколыхнулось и я попросил обладательницу довольно приятного голоса запомнить строчку

ВОЙ ЧЕЧЕНСКОГО ВОЛКА ЯМБОМ ПЕРЕВЕДУ

Вариант – в стихах С.И.Липкину:

ПЕРЕВЕДУ ЯМБОМ ЧЕШСКОГО ВОЛКА ВОЙ,
в стену стучась бетонную повинною головой...

В журнале, в двух книгах этот уже МОЙ скулежный вой остается на бумаге. Ни русское, ни чеченское ухо не приклонилось к нему. Поразительное легкомыслие. Или, вернее, отвычка от поэзии как самой информативной новости. И привычка к праздному виршеплетсту: что с них, с поэтов, взять! Таково отношение к «стишкам» в Костроме... Кострома-матушка, нет ничего более ОБЯЗАТЕЛЬНОГО, чем поэтическое слово. Нет, милая моя, ничего сравнимого с ним по артезианской глубине тех речевых потоков. Ну – разве частушка вдруг: на сотню всяко-разных одна гениальная.
Вот я и сказал этой дама: если чеченский волк... и т. д.
И назвал еще Чаренца, поклеванного с боков – взялся бы за него... На том разговор и кончился.
Помню последнее собранье Армянского Совета по литературе.
Взял меня за пуговицу Михаил Дудин:
- Будете переводить Нарекаци?
- Нет.
И Дудин потерял интерес к дальнейшему разговору. Но в тот день он сказал замечательные слова:
ПУТЬ В РОССИЮ ЛЕЖИТ ЧЕРЕЗ КАРАБАХ:.
Дудин, советский соловей... Кто-то сочинил:

Говорят, непонятен и труден
Михаил Александрович Шолохов,
потому-то и пишет для олухов
Михаил Александрович Дудин.

(В Совеге, на севере Солигалического района, много Дудиных. Даже есть тайный сын М.А. «То-то молодец» – я слышал...)
Некрасов:

Тот, чья жизнь бесполезно сгубилася,
Может смертью еще доказать,
Что в нем сердце неробкое билося...

Дудин это доказал – не смертью, но СТАРОСТЬЮ. (Один из моих любимых интересов: какова старость твоя, твой воистину могучий поздний возраст ?)
В Карабахе, в Степанакерте есть улица М.Дудина. В справедливой армянской войне Д. был бойцом. Память русского поэта у армян священна. Так же как память генерала Лебедя, царство ему небесное! Бедная Инна...............
Кажется, более красивой пары я не видел.
Лебедя, спасшего ТЫСЯЧИ армянских жизней, у нас, как водится, оболгали и предали.
А как говорил! Сколько таланта в языке и, следственно, живости в мыслях! Вздор – что хороший генерал плохой политик. Плохой хозяйственник. Ну и ешьте теперь красноярского губернатора из новорусских, любезного Кремлю. Кланы по всей России – как злокачественные опухоли. Доброе качество обещал и являл Ходорковский – так где он?